[umax]

Окончена работа, опять пришла суббота, и нам с тобой охота кадриль потанцевать...

В субботу сказала Машильде:
- Отвези меня к безумному азербайджанцу, только далеко не уезжай, а то он ведь наверняка начнет требовать с меня те пресловутые 10 тыщ, а я уже договорилась со своей совестью, что ничего ему не дам. В крайнем случае – выходи из машины и молча к нам приближайся. Можешь на всякий случай небрежно крутить в руках разводной ключ.
Тот, кто знает мою сестру, согласится, что выглядит она угрожающе, хотя в душе мягче спреда «Рама». Выглядит Машильда примерно вот так (это прошлогодняя фотография, но она не изменилась )


Так и вышло. Азербайджанец начал канючить, клясться здоровьем матери, чуть ли не ползать в пыли. То, что он обещал сделать машину к 1 числу, он как бы забыл. На его причитания: «Я эти десять тысяч у своего ребенка из рта должен вынуть», я хладнокровно парировала: «А почему я своего ребенка из-за тебя должна две недели в пять утра будить и волочь на автобус? С чего бы это твой ребенок стал мне дороже своего?» Чувствовала себя ну вот прямо-таки закостенелой стервой, из тех, что после полугода ремонта выгоняют гастарбайтеров на улицу без паспорта и денег. Разговор длился минут 20, и явно шел по кругу. Я была очень рада, что не взяла с собой денег вообще, иначе был шанс размякнуть и пойти у него на поводу. В итоге, на 21-ой минуте я решила, что пора переломить ситуацию и выдвинула главный козырь: «Рафаэль, милый, если бы я была бесчувственной стервой, я бы отдала тебе сейчас эти 10 тысяч, а завтра подала бы иск в суд и взыскала бы с тебя 60». Некоторое время он обдумывал этот веский аргумент, по инерции еще поднывая, но стоны становились все слабее и потихоньку сошли на нет. Он отцепился от моей ручки, и мы распрощались.
Потом я поехала к своему аэрографитчику. Вдвоем мы походили кругами вокруг машины, посмеялись над прикольной желтой дверью (что-то я не догадалась ее сфотографировать, это правда выглядело весьма иронично). У него, кстати, очень красивые глаза в этаких пшеничных ресничках, всего третий год пошел, как мы с ним общаемся, а я уже разглядела. Надо быть внимательнее к людям, что ли…
После вынесения вердикта нужно было гнать машинку в Железку. Ощущение, как будто и не было трехмесячного перерыва в вождении. Мне казалось, я должна как-то себя иначе чувствовать.
В Железке заехала в какой-то покрасочный бокс у черта на куличках, в промзоне за пару километров от города, и спросила мальчика-маляра Диму в заляпанном комбинезоне, как мне теперь отсюда добраться до цивилизации. Он сказал: «Подождите, я через полчаса поеду, вас подвезу». Я сидела на лавке, гладила чудесную кошку по имени Тоша (он прямо при мне пошел куда-то и поймал мышь) и разглядывала стоящие в рядок вдоль боксов машины. Там стояли пять-шесть раздолбанных Жигулей, потом офигенный сверкающий черным лаком катафалк, потом еще парочка Жигулей. От нечего делать я дедуктивным методом пыталась отгадать, какие из Жигулей принадлежат маляру Диме. Минут через десять Дима переоделся, все запер и нажал брелочек сигнализации. Катафалк мигнул фарами. Опа! – подумали мы с ИванИванычем. Катафалк назывался Эскалейд и был одуряющее прекрасен. Размером он приходился аккурат с нашу свежекупленную комнату, но такие кожаные диваны нашей комнате даже не снились. Хотелось вцепиться в приборную доску, сучить ногами и вопить: «Я никуда отсюда не уйду даже под угрозой расстрела». Машинки перед нами просто расступались, по-моему, Дима ни разу даже не включил поворотники. Похоже, я уже вступила в возраст, когда между мальчиком с красивыми глазами и мальчиком с «баальшой черной машиной» я бы выбрала второй вариант. Хотя Дима был тоже не отвратительный.
А потом мы приехали к пиццерии, где меня ждало большое семейство с тремя детьми, пиццей и молочными коктейлями. Так незаметно суббота и пролетела.



P.S. а это ежик с Ильей Андреичем в пиццерии: