Каждый из нас - беспонтовый пирожок
Господи, я не могу уже больше. Такой долгожданный отпуск стал кошмаром. Каждый день мы встаем в 8 и, как на работу, идем в поликлинику. В понедельник мы там были три раза, вчера два, сегодня два и скоро еще раз идти. В каждый кабинет надо сидеть не менее получаса, и это еще хорошо, если уложишься в полчаса. Вчера два с половиной часа сидели в очереди, только чтобы узнать, что анализы еще не готовы и надо приходить завтра. И это после того, как всем кровопринимающим тетенькам были розданы полтинники, чтобы они побыстрее все сделали. Треть отпуска уже прошла. Мне кажется, я скоро убью ежика. Я злюсь на нее за все – за испорченный отпуск, за то, что она еле-еле плетется по жаре, за то, что ноет. Как будто я не устала, и мне все это не надоело.
Вчера вечером Оля устроила истерику по поводу игрушечного стульчика. Он сломался. Когда я пыталась его починить, Оля орала – УЙДИ. Как только я уходила, Оля орала ЧИНИТЬ СТУЛЬЧИК. Я была готова спустить ее с балкона или выкинуть в подъезд босиком. Она орала как ненормальная. В итоге я излупила ее по заднице. У нее истерика усилилась. Я закрыла ей рот рукой, стараясь не придушить совсем. Она извивалась и орала. Я дала ей по щеке, читая, что так выводят людей из истерик. Она икала и сотрясалась всем телом. Мне не было ее жалко. Ни капли. Видя чужих детей в истерике, я часто жалела их и считала их родителей извергами. Теперь я понимаю, как все неоднозначно. Я на самом деле была готова ее убить.
Если так у нас пройдут оставшиеся две недели, я лягу в больницу с нервным срывом. Я так больше уже не могу. Я целый год ждала отпуск, чтобы отдохнуть от этой чертовой работы, от которой я скоро сойду с ума, а теперь впереди еще две недели сплошного кошмара. И эта жара, от которой комната становится раскаленной печкой и нечем дышать. И даже на дачу не уехать, потому что каждый день к врачу. Я ненавижу своего ребенка с его чертовым непоймиоткудаберущимся РОЭ. Мне хочется издеваться над ней, бить ее, орать и визжать. Я не выпускаю истерику наружу, но я скоро просто взорвусь. Я не могу больше. Она сидит сейчас спиной ко мне и играет в куклы, а мне хочется подойти и дать ей пинка, чтобы она орала. Ненавижу.
Вчера вечером Оля устроила истерику по поводу игрушечного стульчика. Он сломался. Когда я пыталась его починить, Оля орала – УЙДИ. Как только я уходила, Оля орала ЧИНИТЬ СТУЛЬЧИК. Я была готова спустить ее с балкона или выкинуть в подъезд босиком. Она орала как ненормальная. В итоге я излупила ее по заднице. У нее истерика усилилась. Я закрыла ей рот рукой, стараясь не придушить совсем. Она извивалась и орала. Я дала ей по щеке, читая, что так выводят людей из истерик. Она икала и сотрясалась всем телом. Мне не было ее жалко. Ни капли. Видя чужих детей в истерике, я часто жалела их и считала их родителей извергами. Теперь я понимаю, как все неоднозначно. Я на самом деле была готова ее убить.
Если так у нас пройдут оставшиеся две недели, я лягу в больницу с нервным срывом. Я так больше уже не могу. Я целый год ждала отпуск, чтобы отдохнуть от этой чертовой работы, от которой я скоро сойду с ума, а теперь впереди еще две недели сплошного кошмара. И эта жара, от которой комната становится раскаленной печкой и нечем дышать. И даже на дачу не уехать, потому что каждый день к врачу. Я ненавижу своего ребенка с его чертовым непоймиоткудаберущимся РОЭ. Мне хочется издеваться над ней, бить ее, орать и визжать. Я не выпускаю истерику наружу, но я скоро просто взорвусь. Я не могу больше. Она сидит сейчас спиной ко мне и играет в куклы, а мне хочется подойти и дать ей пинка, чтобы она орала. Ненавижу.